Сами по для себя, рассмотренные в их предметной нагруженности

Субъекты публичной и автономной морали различны – субъектом публичной морали являются коллективы, а субъектом автономной морали индивиды.
Но невзирая на это, даже когда мы говорим об публичной морали, мы имеем в виду сначала ее «голос» изнутри человека, то, как представления какой-нибудь социальной группы интериоризированы в человеке. Как пишет Е.В.Беляева в статье «Исторические формы публичной морали», «общественная мораль отличается от безупречной морали личного самосовершенствования и по набору ценностных ориентаций, и по методу регуляции (если не институциональному, то почти во всем наружному для личности)»[1].
Индивидум обычно находится во власти схожих, часто «внешних» для него представлений и применяет их в ежедневной жизни автоматом, нерефлективно.
В этом проявляется «экономия мышления»: так легче жить.Но тут, на мой взор, следует выделить принципное различие меж 2-мя этими «моралями».
Общественная мораль, в противоположность автономной личной морали, не может выступать в качестве положительного смыслозначимого эталона для морального сознания. Мораль же автономного морального сознания, напротив, является типичным прототипом для морали публичной, это то состояние, к которому должна стремиться придти общественная мораль.
Ведь сама «общественность» предъявляет индивидуму очень определенные, конкретные, не требующие глубочайшей рефлексии, требования, обычно зафиксированные в правовых кодексах или в представлениях корпоративной либо проф этики. Принципиально также отметить, что общество часто оценивает поведение собственных членов по чисто наружным – институциональным – аспектам, для него не очень увлекательны мотивы человека.

Итак, разумеется, что при таком подходе общественная мораль больше припоминает правовую систему общества.
Но ведь у общества в целом – вправду, нет других критериев оценки, не считая институциональных. «В истории и в хоть какой публичной системе мы находим столько идеологий (соц интерпретаций) морали, сколько есть разных соц субъектов», – пишет Р.Г.Апресян в собственной книжке «Идея морали и базисные нормативно-этические программы» (Москва, 1995).
Как следует, любая соц группа, делая упор на свои нормы и ценности, оценивает хоть какой поступок определенного человека по своим деонтологическим и аксиологическим аспектам. У общества в целом есть только один инструмент оценки – институциональный, который в этом случае совпадает с правовой системой страны.

Хотя, с другой стороны, общественная мораль – очевидно нечто большее, чем просто нонконформизм. Связано это опять-таки с тем, какую социальную общественную группу считать субъектом публичной морали.
Класс? Проф сословие? Спортивную ассоциацию?

Тут, на мой взор, следует задаться вопросом: как вообщем вероятна общественная мораль?
Вероятна ли она просто как совокупа ценностей и норм, релевантных ожиданиям и запросам общества?
Либо это некоторое коллективное моральное сознание, способное к моральной рефлексии и критике имеющегося порядка, способное соотносить свои поступки с высшими эталонами справедливости, быть ответственными за их, инспектировать свои поступки средством правила универсализации (категорический императив и «золотое правило») и испытывать угрызения совести? На мой взор, об публичной морали можно гласить исключительно в первом смысле, другими словами как о совокупы норм и ценностей, выраженных в определенных действующих институтах общества и неписаных правилах отдельных публичных групп.
Правда, в таком случае целесообразнее гласить об публичных характерах, публичной нравственности, чем об публичной морали.Это связано, во-1-х, с тем, что у общества в целом нет других критериев, не считая наружных, нормативных, а, во-2-х, человек имеет дело с обществом как таким исключительно в виде безличной системы, отношение к которой институционально опосредовано.
Когда же перед человеком встают вправду моральные проблемы, когда он оказывается в ситуации морального выбора (он должен это понять), то он имеет дело конкретно с другим человеком.

Автономная мораль, напротив, не столько предъявляет индивидуму какие-то требования, сколько апеллирует к высшим эталонам.
Другими словами автономная мораль, в отличие от публичной, подразумевает существенно огромную свободу выбора.

При таком подходе, естественно, остается неясным, как сами правовые установления соответствуют эталону справедливости.
В любом случае, субъектом морального суждения всегда выступает личность, даже когда идет речь о категории, казалось бы, публичной по собственной сущности – справедливости.
И этика дискурса Хабермаса, на мой взор, не может служить тут аргументом в пользу существования публичной морали.
Ведь для того, чтоб участвовать в дискурсе по поводу справедливости, индивидум уже должен владеть довольно точным сознанием неполноценности и аморальности имеющихся установлений.
Полностью естественно, что у различных соц групп свои представления о справедливости.
Кто-то предлагает «взять все да поделить», а кто-то апеллирует к «покрову неведения» Роулза. Потому конкретно автономное моральное сознание выступает тогда как «метанравственное», как этическое по собственной сущности, с нормативной и ценностной критикой как имеющихся установлений, так и предложений по их реорганизации.

Вернемся к уже процитированному выше отрывку из статьи Апресяна:«Одни требования обращены к индивидуму как автономной личности – субъекту свободного и ответственного, в конечном счете экзистенциального выбора, другие – к индивидуму как агенту общественного взаимодействия, члену общества, гражданину, третьи – к обществу, обществу как коллективному субъекту, ответственному за собственное благоденствие и благополучие собственных членов».

Разумеется, что соц взаимодействие осуществляется всякий раз в определенной исторической и коммуникативной ситуации, регулируемой, в конечном счете, социально-экономическими и правовыми критериями ситуации.
Но, исходя из исторической относительности тех требований, которые предъявляют к индивидуму господствующие правовые и экономические установления, можно гласить об отсутствии, фактически, морального, другими словами в этом случае – универсального, аспекта этих требований.

В противоположность публичной морали в первом смысле либо публичной нравственности, личностная мораль основывается на представлениях и логике автономного морального сознания.
Тут не важны наставления закона и принуждение правоохранительной системы страны, также как и расхожие представления «коллег», тут принципиальна ориентация в поле морального поступка по тем аспектам и тем основаниям, которые отвечают требованию универсализации.
И тут персональная, личностная мораль, как я писал выше, часто выступает с критикой господствующей формы публичной морали.

Таким макаром, все таки можно гласить о противоборстве публичной и личной морали.
Общественная мораль стает тогда как такое состояние морали (конкретно характеров), в каком индивиды фактически лишены личного чувства «себя», где Я растворено во огромном количестве Других и поэтому нормы, правила и советы публичной морали принимаются неосознанно. Моральное сознание в таком случае очень примитивно и неразвито, ограничивается какими-то расхожими односложными суждениями, в главном, на бытовые темы.
Максимум, до чего может подниматься моральное сознание, погруженное в общественную мораль, это морализаторство. Потому конкретно такое «пассивное» моральное сознание стает вместилищем исторически определенных и культурно релятивных ценностей. (Схожий подход не стоит соединять с подходом Гегеля, который все таки малость по-другому осознавал смысл определений «мораль» и «нравственность»).
«Современная общественная мораль – мораль рационализированных общностей, когда индивидум дистанцирует себя от общности, отдаёт для себя отчёт в частичной к ней принадлежности, неполной идентичности с хоть какой группой»[2], – пишет Е.В.Беляева в статье «Исторические формы публичной морали. Но позволю для себя тут не согласиться с Беляевой: такое представление, на мой взор, является несколько идеалистичным.
По последней мере, представление о бесконфликтном сосуществовании в моральном сознании индивидума автономной морали и публичной нравственности, смотрится очень спорным. Еще естественнее для большинства обывателей пребывать лишь на уровне публичной нравственности.
Как я писал выше, это проявление характерной большинству людей «экономии мышления».
Если же личное моральное сознание взошло на уровень автономии, то оно уже навряд ли будет уделять свое внимание на предписания публичной нравственности. Ведь, как писал О.Г.Дробницкий, «моральные представления не могут быть обусловлены обычный ссылкой на имеющееся публичное мировоззрение («так считают»), напротив, само это публичное мировоззрение нередко стает перед трибуналом нравственности, может быть оправдано либо подвергнуто критике с ее точки зрения»[3].

Таким макаром, общественная нравственность, на мой взор, это конкретно господствующая в определенный момент времени в определенном языковом обществе нормативно-регулятивная система, система социально-значимых смыслов обыденного сознания.
Я и Другой в таковой ситуации оказываются фактически неразличимыми, потому что социальность выражается абстрактными институциональными требованиями.
При всем этом также следует учесть чрезвычайную неоднородность современного общества, в каком индивидумам приходится существовать сходу в нескольких нравственных измерениях: в пространстве проф этики, в пространстве домашней этики, в пространстве права и в пространстве коммуникативной этики (которая пронизывает все другие этические места).В противоположность этому, автономное моральное сознание, как указывает в собственной книжке «Я-сам как другой» П.Рикер, нереально без неизменной диалектической напряженности меж сознанием себя (Я-сам) и (о)сознанием Другого во мне.
При этом этот Другой должен быть представлен непосредственно. Естественно, автономная мораль существует сначала в каком-то соц окружении, но для нее важны аспекты универсализуемости, а не универсальности.
Потому автономная мораль социальна исключительно в том смысле, в каком моральное действие предполагает другого человека как цель (а это нереально без конкретности Другого для меня – см. Левинаса и Бубера).
Другими словами истоки ее социальности во 2-ой формуле категорического императива Канта.Как следует, конкретно автономное моральное сознание, мораль автономной личности, может рассматриваться в качестве ориентира, безупречного эталона для морали публичной, но ни при каких обстоятельствах не напротив.
Ведь, как пишет А.А.Гусейнов в уже цитировавшейся мной статье, «те определенные проявления публичной активности как, вобщем, и любые содержательно нагруженные деяния индивидов, которые маркируются в качестве моральных, являются такими только частично – постольку, так как они оцениваются в моральных понятиях.
Сами по для себя, рассмотренные в их предметной нагруженности, они не могут считаться воплощением морали ни по аспекту хорошей воли, ни по аспекту универсализуемости».В противоположность автономной морали, общественная мораль даже не универсальна, хотя она позиционирует себя такой через систему соц институтов общества, основным из которых является правительство.
Она призвана сначала гармонизировать потребности каждого члена общества с общим благом для общества.
Другими словами общественная нравственность выступает как типичное «среднее арифметическое» значение некоторых минимумов (свойственное как раз для норм права), при которых может быть бесконфликтное функционирование членов общества и его подсистем. Другими словами в базе публичной нравственности, и в этом проявляется ее императивность, лежит принцип универсального минимума.
Она старается достигнуть компромисса, стремясь при всем этом снять противоречие меж подабающим и сущим.
И хотя стопроцентно снять это противоречие не удается, зазор меж ними сближается на мало вероятную величину.

Автономная же мораль, напротив, очень проблематизирует напряженность меж подабающим и сущим. Деонтологическая перспектива тут стопроцентно пронизывается аксиологией.
Моральное действие и моральный поступок обретают, таким макаром, собственного субъекта в виде саморефлексивной и ответственной за свои поступки личности.

Таким макаром, автономная мораль вроде бы надстраивается над публичной моралью.
В этом смысле, общественная нравственность стает некоторым эквивалентом морали, как ее осознавал М.Шелер, другими словами как систему исторически меняющихся правил предпочтения ценностей.
А автономная мораль выступает тогда как шелеровская этика: в форме абсолютной и единственно правильной системы ценностей и эталонов.